РАЗДЕЛ ПЕРВЬІЙ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ФИЛОСОФИЯ ДРЕВНЕГО КИТАЯ ГЛАВА 1 ЦИВИЛИЗАЦИЯ ДРЕВНЕГО КИТАЯ

РАЗДЕЛ ПЕРВЬІЙ

ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ФИЛОСОФИЯ ДРЕВНЕГО КИТАЯ

 ГЛАВА  1

ЦИВИЛИЗАЦИЯ ДРЕВНЕГО КИТАЯ

1.1. Возникновение и краткая история

Знакомясь с древнекитайской цивилизацией и философией, мы не можем абстрагироваться от весьма существенного факта присутствия современного Китая в мире. Китайская Республика, в которой проживает более 1 млрд 300 млн человек, является не только самой большой в мире страной по численности населения, но и по территории она следует непосредственно за Российской Федерацией и Канадой. Страна с такой древней и богатой историей, какой могут похвалиться немногие страны и народы, современный социалистический Китай после стольких испытаний и превратностей судьбы – гигант, который в течение последней четверти века упорно и последовательно ищет себя и возрождается невиданными до сих пор темпами экономического, социального и культурного роста, модернизуется, вдохновленный своей древней традицией и устремленный в будущее. Об этом восходе, об этом возрождении пойдет речь во второй части данной книги.

При знакомстве с историей Древнего Китая невозможно не выделить три специфических момента: первое, так же, как и сегодня, это была самая большая по населению древняя цивилизация-государство; второе – эта цивилизация была наиболее обособленной из всех древних цивилизаций; третье, это четвертая, последняя из возникших в период с IV по II тысячелетие до н. э. первичная оригинальная цивилизация; и наконец, это цивилизация с самой длинной и непрерывной историей. И таким образом, перед нами самая большая из обособленных, самая обособленная из больших, и цивилизация с самой продолжительной и непрерывной историей¹.

Для изучения истории древнекитайской цивилизации особое значение имеет то, что сохранилось множество письменных источников, в которых рациональное и достоверное знание непрерывно соседствует с небылицами, мифологическими образами, легендами. Этот факт, с одной стороны, благоприятствует, с другой стороны, значительно затрудняет реконструкцию той далекой древности, когда возникает первая китайская государственность и закладываются основы формирующейся и непрестанно разрастающейся и развивающейся цивилизации. Но как в жизни каждого народа, так и в жизни древних китайцев среди множества письменных памятников – гадательных надписей на панцирях черепах и костей, которыми устланы каменные плиты и украшены произведения искусства, книги и т. д., – отчетливо вырисовываются такие, от которых исходят потоки первичной мудрости, которые представляют начало духовной культуры народа и очерчивают вершины «осевого времени» китайской цивилизации. Другими словами, они отмечают качественный прорыв в развитии бытия этой цивилизации и рождение того фундамента, на базе которого она будет разворачиваться в продолжение следующих веков и тысячелетий. Как для древних индийцев книги «Веды», «Упанишады», «Махабхарата» и «Рамаяна», для древних греков «Илиада», «Одиссея» Гомера и «Теогония» Гесиода, так и для древних китайцев священными книгами являются «Ли цзи» («Книга преданий, традиций»), «Ши цзин» («Книга песен»), «Ман Шу» («Книга документов, истории»), «И цзин» («Книга перемен»), «Чуньцю» («Весны и осени») или «Хроника царства Лу», которую приписывают самому Конфуцию (Кун цзы), «Дао дэ цзин» Лао цзы, «Лунь юй» («Беседы и суждения») Конфуция (Кун цзы) и др.

К этим источникам бесспорно следует добавить «Исторические записки» («Ши цзи») крупнейшего китайского историка древности Сыма Цянь (II в. до н. э.), «Чжоу ли» и множество трактатов почти всех древних философов, о которых пойдет речь при анализе древней китайской философии, науки и достижений духовной культуры.

Согласно легенде около 1400 г. до н. э. вождь Пань-гэн переводит свое племя через проход Куанг Лун и, расположив его в Аняне и около р. Хуанхэ (Желтая река), возводит большой город Шан (Горы), давший название первой китайской цивилизации – Шан (Инь)². Перед переходом через реку Пань-гэн собрал свой «многочисленный народ» и обратился к нему с речью, чтобы подготовить людей к тяжкому испытанию и убедить тех, кто боится идти с ним. Между прочим, он говорил: «Я вспоминаю тяжкий труд моих предков, которые сейчас управляют в царстве духов, ради ваших предков. У меня также большие возможности обеспечить вас едой и, используя переселение, заботиться о вас. Если я допущу погрешность в управлении страной и мы надолго останемся тут, то мой великий предок ниспошлет на меня тяжелое наказание за такое преступление и спросит меня: “Почему ты так мучаешь мой народ?”» А если вы, многочисленный народ, не будете сами заботиться о своей жизни и не будете единого мнения со мной относительно моих планов, то мои предки-правители пошлют вам тяжелые наказания за это преступление и спросят: “Почему вы не согласны с нашим юным внуком и не помогаете ему?” Поэтому, когда обладающий светлой добродетелью накажет вас свыше за ваше преступление, у вас не будет слов оправдания»³. В этом тексте содержится много информации о древней китайской цивилизации, об отношениях между ваном (управляющим) и его народом, а также о непрестанной миграции с одного места на другое в силу природно-климатических условий или политических причин.

Утверждение о том, что этот легендарный переход был осуществлен около 1400 г. до н. э., опирается на зафиксированные письменные памятники на панцирях черепах и гадательные надписи на костях. Предания и источники, полученные в результате археологических раскопок, этнографические и антропологические исследования и сравнения, проведенные в последние годы в областях Анян, Яншао и Луншан, уводят нас в более ранний период – около середины IV тысячелетия до н. э. Вероятно, тогда, по мнению Л. С. Васильева, мигранты из так называемой монгольско-сибирской зоны, разделенные на два потока, приходят на сегодняшние земли Китая и Индокитая. Это было время разворачивания неолитической революции, при которой возникает земледелие и закладываются основы культур оседлого типа, приведших позднее к возникновению цивилизаций и городов. Таковы логические предположения известного советского синолога Леонида Васильева, который в 70–80-х гг. XX в. предложил серию исследований первых китайских государств. Анализируя общие и различные расовые и культурные черты первых мигрантов из указанной зоны и местных этносов в долинах Хуанхэ, Л. С. Васильев приходит к выводу, что эти первые земледельцы в данной зоне, известные в научных исследованиях как яншаосы, были явно синтезированным культурным феноменом, сложившимся скорее где-то по соседству с западной частью р. Хуанхэ под воздействием различных факторов. К этому следует добавить, что, согласно сохранившимся преданиям, первым прадедушкой древних китайцев был легендарный император Хуан-ди – живший в горах Куанг Луна.

Сравнительные исследования некоторых орудий труда, бронзовых изделий, отдельных элементов искусства, украшений пестрой керамики, использование коня и т. д. дают основания некоторым авторам предполагать родство, даже и единство протокультур древних иньцев (шанцев), древних шумеров и египтян, и древних греков. Эта гипотеза не лишена логических оснований и некий более целостный анализ комплекса культурных факторов наверняка бы подтвердил ее полностью. Здесь не стоит вопрос о том общем, что присутствует в каждой из четырех первичных и оригинальных цивилизаций – Месопотамии, Египте, Индии и Китае, сформировавшихся согласно логике развития их материально-производственной деятельности и социально-классовых структур. Речь идет о том, что есть общее начало протокультур, из наиболее зрелых ступеней которых при одной из волн расселения человечества в специфических условиях и обстоятельствах один за другим возникают очаги первых древних цивилизаций. Почему бы нам не предположить, что имелось и такое общее начало, в достаточной степени достоверное для науки, после открытия и исследования семейства Лики – отец, мать и сын, что прародина homo sapiens – Африка, а конкретнее – ее юго-восточная часть – зона Танзании, Кении, Эфиопии.

Можно привести множество примеров из сферы средств производства, предметов искусства и быта, взятых из трех или четырех самых древних первичных цивилизаций. Однако достаточно вспомнить о трех крышках сосудов с однотипной и уникальной по своему характеру особенностью, изображение которых приводит в одной своей книге китайский исследователь древности Ли цзы. Как отмечает Л. С. Васильев, каждая из этих керамических крышек от котлов или делв сделана в форме блюдца с расширяющейся вверху выпуклостью, используемой в качестве ручки^4,5. Одна крышка из Джемет Насра, другая из Мохенджо Даро, третья из Сяотун. Согласно данной логике, обоснованной является и гипотетическая реконструкция, которую проводит Л. С. Васильев в отношении движения этноса, давшего начало иньской (шанской), а фактически и всей древнекитайской цивилизации. «Некая этнокультурная общность, возможно, близкая индоевропейским племенам и уже прикоснувшаяся к ближневосточной цивилизации, познакомившаяся с основными достижениями развитых культур бронзового века в середине V тысячелетия до н. э., начала энергично перемещаться на восток. Активно используя колесницы, она быстро достигла района Минусинского котлована в Южной Сибири, где подверглась определенному воздействию со стороны монголоидных племен. О результатах этого расового взаимодействия свидетельствуют антропологический облик карасукцев (европеоидов с заметной монголоидной и даже негроидной примесями). Карасукцы со своим сложным расовым составом и хорошим знанием культуры развитой бронзы могут считаться потомками оставшихся в Минусинской котловине частей этой гипотетической общности, о которой идет речь. От своих предков они унаследовали изделия типа ярма, в прошлом явно имеющих отношение к колесницам, но позже утративших свой первоначальный смысл. Что касается основной части гипотетической общности, то она, приобретая монголоидные признаки, видимо, вскоре продолжила свое движение на восток и достигла берегов Хуанхэ. Именно таким образом могли появиться в районе Аняна проиньцы со своими боевыми колесницами (как известно, именно монголоидность связанных с колесницами иньцев смутила в свое время некоторых исследователей, отказывавшихся связывать некитайские колесницы с китайскими)»⁶.

Итак, в качестве первой определенной формы государственности и цивилизации в Китае утверждается Инь (Шан). В сущности, именем Инь называли государство Шан чжоусы, и то после овладения последним. В продолжение нескольких веков Чжоу была соседним и в отдельные периоды союзным для Шан государством со значительно более низкой степенью развития материальной и духовной культуры. Это обстоятельство объясняет, почему, завладев Шан (Инь), джоусы унаследовали многие элементы ее материальной и духовной культуры, ее политический строй, иерархическую структуру власти, а также ее идеологию под формой мифологии и религии. (Чжоусы – отмечает великий китайский философ Го Мо-жо, не называли вражеское государство его собственным именем Шан, а называли его И или Инь. Подобным образом мы в годы войны против японских завоевателей предпочитали называть Японию словом «Во» (Лилипутия), а японцы, в свою очередь, предпочитали называть Китай словом «Чжина» (Го Мо-жо. Философы Древнего Китая. М., 1961. С. 16), что тоже транскрипция, которая происходит от династии Цинь.

Пример возникновения древнекитайской цивилизации как некоего относительного небольшого очага, ядра в огромном пространстве варварства, которое впоследствии постепенно будет вовлечено в цивилизационный процесс через заимствование или даже через прямое завладение этой первоначальной малой локальной цивилизацией, – показательный для развития цивилизационного процесса и в других очагах цивилизации – Месопотамии, Древнем Египте, Древней Индии, Древней Греции и т. д. Иногда этот процесс перемещал первоначальный центр то на восток, то на север, юг или запад. Так происходило с древнешумерской (месопотамской цивилизацией), облагородившей Ассирию, Вавилон, Персию, Финикию и т. д., так произошло и с древнегреческой цивилизацией, центр которой постепенно с III в. до н. э., проходя через Рим, переместился в Западную Европу в X–XV вв. Сама древняя китайская цивилизация, зародившаяся в верхнем течении Хуанхэ (Желтой реки), распространялась на восток к Желтому китайскому морю и океану и на юг к Янцзы (Красной реке).

Почему пало государство Инь (Шан)? Различные китайские авторы дают разные ответы на этот вопрос. По мнению Сыма Цянь, причиной гибели Шан (Инь) было то обстоятельство, что посланная иньским императором Чжоу (Синь) семисоттысячная армия не пожелала сражаться против джоуского У-вана и обратила оружие против собственного императора. «Когда У-ван с войсками стремительно приблизился, иньская армия разложилась и взбунтовалась против Чжоу (Синя)»⁷.

Согласно древней книге «Чжуту Дзинян» («Бамбуковые анналы»), причиной раздора между двумя государствами, в результате которого разгорелась война и погибло государство Шан (Инь), была ссора двух императоров. Некоторые авторы считают, что причиной гибели Шан (Инь) было пьянство и разврат, которыми был охвачен господствующий царский (императорский) дом. Сравнительно полно и верно причины гибели государства Шан (Инь) нам объясняет Го Мо-жо. «В конце эпохи Инь, в годы управления двух царей Ди И и Ди Сын (около середины 50-х гг. XII в. до н. э. – П. Г.) велась долгая война с юго-восточными племенами И. В “Гадательных надписях” записано, что царь Ди И с 19 г. управления до 20 г. управления неоднократно проводил карательные походы в страну И, которая находилась на территории Ци и Гу в Шандуне, или на территории Тяо и Синь в бассейне реки Хуанхэ…»

Продолжая дело своего отца, Ди (сын) «неоднократно воевал против юго-восточных И, а в конце концов их покорил. Поэтому он мог «бесчисленное множество» людей племени И сделать своими «ченами, или рабами. Тот факт – что было взято в плен «бесчисленное множество людей» из И свидетельствует об ожесточенной войне и о том, что джоусы, используя слабость иньцев, нахлынули в пределы царства Инь. Иньский Чжоу-ван (Ди Сын) противопоставил плененные войска против врага, но «передние воины обернули свое оружие против своих и Чжоу-ван потерпел поражение. Это реальное событие в отношениях между Инь и Чжоу называют «войной на истребление». «И таким образом, джоуский господствующий дом, который был мелким рабовладельцем, обладающим «всего лишь» тремя тысячами рабов, все-таки победил иньский господствующий дом, считавшийся крупным рабовладельцем, имеющим множество рабов. И иньцы потерпели поражение главным образом потому, что во время завоевательных войн против юго-восточных И в годы управления Ди И и Ди Сына понесли чрезвычайно большие потери. Кроме того, иньцы имели пристрастие к вину и вели беспутную жизнь, что также явилось одной из причин их поражения»⁸.

Если коротко обобщить причины гибели Инь (Шан), то следует непременно отметить, что это были частые и истребительные войны, падение производительности рабского труда и труда свободных крестьян, застой в развитии орудий труда, моральный развал и обострение классового антагонизма в первом древнекитайском обществе.

После гибели Инь (Шан) и утверждения империи Чжоу начинается новый период в истории Древнего Китая, древнекитайской цивилизации. Разумеется, этот период также был сложным, противоречивым, состоял из разных этапов, обладающих собственными качественными характеристиками. Но основа различий между Инь (Шан) и Чжоу заключается прежде всего в степени развития общественного строя и массы населения, среди которой распространялись достижения этой цивилизации. Так, Инь (Шан) являлась локальной цивилизацией, опиравшейся на культурные завоевания одного этноса (племенного образования) иньцев. Все остальные народы были в окружении и в качестве варваров (хун-ну) стали источником рабов для иньской общности. Со своей стороны, Чжоу уже представляла сложный конгломерат народов и царств в долине р. Хуанхэ, огромный массив сегодняшнего северо-восточного Китая. Это обстоятельство требовало новых решений в социально-политической сфере и в системе управления. А еще незрелые классово-антагонистические отношения в эпоху Инь (Шан) уже сменяются более интенсивно эволюционирующей социально-классовой структурой, более быстрым развитием идеологии, и, что особенно важно, – возникает и философия на базе мифологических и религиозных представлений, сформировавшихся в эпоху Инь (Шан) и обогащенных в эпоху Чжоу. Более низкая культура чжоусов, о которой свидетельствует отсутствие высококачественных бронзовых изделий и бедность языка в период до завоевания Инь (Шан), заставила их перенять много от завоеванного государства. «Несомненно, чжоусы унаследовали свою культуру от иньцев; причем только эволюция письменности свидетельствует об этой преемственности. Чжоусы приняли письменность от инков…»⁹.

Империя Чжоу смогла просуществовать более долгое время, нежели государство Инь (Шан). Но, начиная свой восход с XІІ в. до н. э. и господствуя до ІІІ в. до н. э., империя Чжоу, усовершенствовав модель иньской государственности, вместе с тем под ударами внутренних и междоусобных битв между отдельными царствами постепенно ослабевала для того, чтобы уступить место империи Цинь. Историю Чжоу можно разделить на несколько периодов: Западное Чжоу, Восточное Чжоу, Чуньцю (Весны и осени) и Чжаньго, или период «борющихся царств». Империя Цинь, основатель которой Цинь Шихуан, намерившийся достичь бессмертия с помощью знаменитой древнекитайской медицины и тысячелетнего правления его рода, просуществовала всего несколько веков, уступив место империи Хан (III в. до н. э. – II–III вв. н. э.), когда окончательно выкристаллизовываются и утверждаются устои китайской народности, государства, материальной и духовной культуры, когда процветает возникшая во времена Чжоу древнекитайская философия со своими основными течениями и школами.

1.2. Общественно-политический строй и социально-классовые структуры

Общественно-политические и социально-классовые характеристики древнекитайской цивилизации как в 70–80-е гг. ХХ в., так и поныне, являются темой острой дискуссии между специалистами-синологами (китаеведами) на Западе и на Востоке.

В основе дискуссии лежит стремление отдельных авторов доказать, что подобно Индии, а в некотором отношении и в большей степени, древнекитайская цивилизация является примером так называемого специфического азиатского способа производства и вообще общественного устройства, который отличается от античного рабовладельческого строя в Древней Греции и Риме. В качестве аргументов приводятся специфические формы китайской государственности, также и специфика пользования землей, так называемые «квадратные» («колодезные) поля, и специфичность древнекитайской общины. Другая группа авторов считает, приводя и анализируя выдающиеся факты, что, по существу, азиатский способ производства является также рабовладельческим способом производства, каким является и античный, что китайская государственность – это форма государственности, которая вырастает из родообщинных структур, не отрицая их до конца. Но, по существу, это характерно не только для Древнего Китая, но и для каждой из древних цивилизаций, включительно и для Древней Греции и для Древнего Рима. Во введении прослеживается верная логика общеисторического процесса, которая проявляется в специфической форме в каждой из древних цивилизаций. Вопреки огромным масштабам взаимодействия между отдельными странами и народами, протекает и современный исторический процесс. Далее, коротко остановимся на анализе и на самых специфических моментах формирования и эволюции китайской государственности, на пользовании землей (формы собственности), а также и на роли древнекитайской общины, обеспечившей в веках первую степень общественного управления членов китайского общества.

Согласно исследованиям Л. С. Васильева, одного из ярких сторонников специфического азиатского способа производства и общественно-политического строя в Древнем Китае, создание китайского государства дает нам пример его всеобъемлющего характера, исключающего существование и процветание любой частной собственности в более крупных размерах. В нескольких своих трудах Л. С. Васильев пишет, что китайское государство как типично восточная деспотия функционировало по формуле «власть – собственность» – «управляющий» – «казна»¹⁰.

Бесспорна и исключительна роль лидера в период возникновения первых государств, так называемых «протогосударств» или «чифдом» (от англ. лидер – вождь). Также бесспорной является тенденция сакрализации лидера, его обожествление, выделение роли его рода, клана, идущая от эпохи Инь (Шан), о чем свидетельствует Сыма Цянь. «От Хуан Ди до Шун и Юй все (хозяева) носили общую фамилию, но отличались размерами своих владений, чтобы прославить блестящие добродетели каждого»¹¹.

Этот факт характерен и для множества других случаев в истории не только государств Востока, Азии, но и государств Западной Европы. Вспомним, какова была власть и роль болгарского царя или французского короля в эпоху раннего средневековья. Согласно «Именнику болгарских канов», цари из рода Дуло управляли в Болгарии с середины II в. н. э. до середины VIII в. н. э. Роль лидера вне зависимости от того, кто он: управляющий, ван, царь, король, император, президент, председатель, фюрер, дуче или нечто другое – возведена в культ и во всех деспотических, тиранских режимах, даже и в наши дни.

Таким образом, аргументы Л. С. Васильева без подкрепления фактическими данными не могут быть бесспорными для утверждения тезиса о специфическом для Китая или только для Азии так называемом «азиатском способе производства». Внимательное изучение фактов истории различных народов в различные периоды дает нам примеры подобного характера. Конечно, формы, в которых проявляются эти явления, различны, но именно они говорят о специфике, которая не отрицает общее, единое в развитии человеческой истории.

Бесспорно, что раннее государство, но не только Китай, основано на клановых и внеклановых связях на основе племенных союзов и общностей. Несомненно, что эта ранняя государственная структура, возникшая на этапе расслоения и появления различных цивилизационных факторов, таких как появление письменности, разделение деятельности, но все еще не на классы в их классическом виде, является иерархической многостепенной структурой, централизующей функции общности, союза и за счет налогов обеспечивает существование уже появившихся непроизводительных групп¹². Тут власть все еще освещена не политической доктриной, легитимирующей право власти и управление принадлежащих государству лиц теми, которые производят. Известно, что китайское государство по силе сохранения многих традиций ранних государств в своих функциях, когда отсутствует частная собственность, часто прибегает к конфискации имущества чересчур разбогатевших частных собственников. В этом проявляется устойчивость традиции и реализация государством центростремительных, централизующих функций.

Вероятно, именно эти неразвитые формы государства в его ранний период, когда еще не произошло классовое разделение общества, когда участками земли и рабами владели не отдельные частные собственники, а древние земледельческие общины, весьма близкие по структуре в Индии и Китае, имел в виду Маркс, когда говорил об азиатском способе производства, а Энгельс – о «повсеместном рабстве» по отношению к верховному повелителю. Но это время, когда еще не выработано письменное право, основанное на определенных принципах владения и распоряжения собственностью – землей, вещами, людьми, – а действуют общинно-родовые правила редистрибуции и адекватности, то есть взаимного дарения и внесения в общий котел таких средств, каких возможно. Что это так видно из заключения Л. В. Васильева: «Государство (в лице управляющих верхов, субъектов власти – собственников, осуществляющих административно-экономические, в частности организационные редистрибутивные функции) является участником совокупного производства общества и поэтому построенные на этой основе социально-экономические отношения, отношения производства, распределение между главными контрагентами, в которые включены, с одной стороны, производительно-подданное население, а с другой – государственный аппарат, являются своего рода государственным способом производства (по-моему, – пишет Л. С. Васильев, – именно это и имел в виду Маркс, когда ввел понятие «азиатский способ производства»)¹³.

Все это бесспорно. Спорное начинается, когда эта ранняя форма государственности, возникшая при еще не сформировавшихся классах, когда разделение труда находилось в слабой степени, переносится в более поздние эпохи и со спецификой наименования подменяется сущность проблем и объективных процессов. Поэтому иньское государство – это только симбиоз между родовым и рабовладельческим строем, когда целый род, племя в качестве общности, живущей в общинах, вместе господствует и распоряжается пленниками войн, превращенными в рабов. Но подобная форма рабовладельческого строя была и в Спарте, когда господствующий греческий спартанский род использовал свои рабовладельческие права относительно порабощенного местного населения – илотов. Слабое распределение деятельности внутри системы господствующего рода обрекает Спарту на эту форму родово-рабовладельческого строя тогда, как в Афинах положение было совсем иным, ведь Афины – морской торговый центр с активным разделением деятельности. Именно Афины дали образец классического рабовладельческого строя и классической древней демократии. Но никто не отрицает рабовладения в Спарте. В то же время Спарта олицетворяла в Европе начало другой тенденции – симбиоза общинно-родовых и рабовладельческих структур деспотий, авторитарных форм управления. Так, выражаясь метафорично, в самом античном греческом мире существуют формы двух способов производства. Это показывает также насколько тесно еще в древности разделение труда и обмен и вообще формы, способы производства определяли формы управления государством.

Возникая и развиваясь на одной и той же территории, китайская цивилизация с древности до наших дней осуществляет весьма активное внутреннее преобразование. Она, образно говоря, «кипит» в собственном котле пространства и природных исторических данностей, подкрепленных традицией, включая в этот процесс различные регионы и различные факторы своих временно-пространственных координат. Для внешнего наблюдателя этот процесс отличается своими гигантскими катаклизмами, но незначительными, на первый взгляд, внутренними трансформациями. В сущности, этот активный процесс не только воспроизводит традицию в новых формах, но изменяет и содержание, и структуру исторических явлений, системы общественных отношений. Нередко за фасадом традиции новые явления пробивают себе путь и утверждаются как доминирующие и определяющие структуру и характер общественно-политического строя. Так, Л. С. Васильев, исследуя древнекитайскую общину в период еще Инь (Шан), признает, что «поскольку преимущественное право распоряжаться совокупным продуктом коллектива по традиции принадлежит его вождю и старейшине, то нет ничего удивительного в том, что уже возникшая эксплуатация труда общин прикрывалась родовой традицией»¹⁴.

Во всяком случае, уже период Западного Чжоу характеризуется более высокой степенью разделения труда, наличием частной собственности и классами. Уже в тот период, по мнению некоторых исследователей, становится ясным отсутствие верховной государственной собственности с единым верховным собственником, как в отдельные периоды в Индии и Египте. Очерчиваются так называемые три формы собственности: а) полная собственность общин; б) условная собственность привилегированных семей; в) полная частная собственность отдельных общинников¹⁵.

Какова структура государства в период Западного Чжоу? В годы расцвета Западного Чжоу – XI–X вв. до н. э. – существует администрация джоуского государства, как государства в полном смысле этого слова, поскольку определенно существуют классы, имеется классовое угнетение и эксплуатация, и это государство кроме различных общих функций исполняет и угнетательские функции в интересах господствующих экономических и политических классов со сложной иерархически построенной системой. В этой системе имеется множество должностей и различных титулов, наличие эксплуататорского подчиненного и приближенного к вану аппарата, «удлиняющего» и «умножающего» его физические и интеллектуальные силы, то есть его мощь является серьезным аргументом против существования единого верховного собственника в Китае. Этот аргумент приводят многие исследователи. «Трудно себе представить, что на Древнем Востоке, – пишет А. Г. Каримов, – существовало такое общество, в котором бы целый народ безропотно и беспрекословно подчинялся единому – в буквальном смысле слова – тираничному эксплуататору, где не было бы социальной лестницы для людей, принадлежащих в конечном счете или к эксплуататорским, или к эксплуатируемым классам, где не существовала бы иерархия господствующих слоев – пирамида, на верху которой стоял деспот под охраной органов насилия. Азиатское государство, как и всякое государство, не могло не иметь особую группу людей, занимающихся только государственным управлением в интересах господствующих классов»¹⁶.

И в период Западного Чжоу продолжается сакрализация вана, перенятая как традиция из Инь (Шан). И тут эта традиция оказывает определенное влияние на структуру власти. Но также появляется и много новых элементов государственно-административной организации. Так, например, «во всех районах, где были расположены государственные земли, создавались местные ведомства из наблюдателей за землей. «Имеются данные, – пишет К. В. Васильев, – что под контролем последних находились и традиционные фискальные доходы, леса и воды, но не сохранились сведения о том, как произошел процесс их перехода в собственность государства»¹⁷. Согласно дошедшим до нас данным, со второй четверти IX в. до н. э. водные пространства, леса и пастбища уже были государственной собственностью, подчиняющейся так называемым «наблюдателям за землей»: «Так, например, (ван) распорядился изготовить указ для меня: «Приказываю тебе помогать Чжоу-ши наблюдать за лесом»¹⁸.

Уже в середине IX в. до н. э. различные письменные источники, а также и «Ли цзи» (книга истории документов) свидетельствуют о стабильной территориально-административной организации джоуского государства. Хотя еще и под влиянием религиозно-идеологических представлений, джоуские ваны разделили огромное для той эпохи государство, объединившее множество царств, во главе которых стояли определенные ваном должностные лица, так называемые «чжухоу». Комментируя этот термин, Го Мо-жо отметил его двойственное значение участка, земли, поселения, руководимых и наблюдаемых следующими за ваном лицами в империи. При этом «чжухоу» были даны самым близким родственникам вана, его братьям и однофамильцам. Одновременно с этим «чжухоу» не были титулами в собственном смысле этого слова. Отвечающий за них, кроме «хоу» мог называться и «гун», и «бо», и т. д.¹⁹.

После вана или сына неба и его заместителей в главных поселениях «чжухоу» или «гуны» по иерархической лестнице джоуского государства шли так называемые «великие мужья» – сановники, или «дафу», которые были, как считает Ян Хиншун, «главами аристократических патронимов и имели свою территорию, свои войска и большое количество рабов. Они распоряжались огромным хозяйством, базировавшемся на совместной обработке «общественных полей» общинниками и взимали различные налоги у общинников. «Дафу» исполняли различные распоряжения и относительно джухоу – пополнение их материальных фондов, вербовка воинов во времена войн, охрана общественного порядка, участие в различных церемониалах, устраиваемых чжухоу и т. д.²⁰.

Кроме основных поселений «чжухоу», которые создавались или наследовались при завоевании новых территорий, существовали и военные округа, связанные с военной организацией. «Во главе царских военных лагерей стояли «ши» (учителя). Согласно надписям, они руководили пограничными службами и карательными операциями в землях варваров, возглавляли полицейские службы в столичных городах, а также отряды телохранителей вана и дворцовую стражу»²¹.

Из данных той эпохи видим, что еще в период Западного Чжоу налицо зачатки постоянной армии как одного из репрессивных элементов классового государства. Существовали разные отряды воинов – дворцовая и пограничная охрана. В больших городах и пограничных зонах имелись значительные по числу войск гарнизоны, которые поддерживались за счет казны вана или различных гунов – вторых по рангу правителей империи.

Ниже всего на лестнице административного устройства джоуского государства, предавшейся позже империи Цинь и Хан, были так называемые «ши». Это самый многочисленный слой чиновников и служащих в Древнем Китае, которые подчинялись как «чжухоу», так и «дафу» и могли исполнять мелкие чиновничьи работы или служить военачальниками нижнего ранга.

Вся эта строго соблюдаемая в продолжение веков иерархическая пирамида административного устройства джоуской империи в результате социально-экономических изменений и перехода родового рабовладельческого строя к классическому, уже опиравшемуся на частную собственность отделившихся от общин более сильных представителей, которые вытесняли родовую аристократию с ее господствующих в политической и экономической жизни позиций, постепенно ослабевала. В период «Чуньцю» («Вёсны и осени») и особенно в период «Чжаньго» («Борющиеся царства») описанная иерархическая пирамида фактически была разрушена. Ваны, так называемые «сыновья неба», потеряли свою экономическую и политическую силу. Все более частыми были явления неподчинения со стороны «чжухоу». Последние не только перестали исполнять свои обязанности относительно вана, но постепенно выходили за рамки установленных для них политических функций. Постепенно центральный дом вана начал ослабевать за счет усиления периферийных домов различных подчиненных царств. Все чаще «гуны» более сильных царств и домов самостоятельно объявляли военные и карательные походы против более слабых соседей, произвольно расширяли свою территорию, самовольно провозглашали себя ванами, принимая высший титул «сын небес».

Разумеется, этот период сильного брожения, размещения социально-классовых пластов вел к разрушению старых взглядов, старых религиозных представлений. На передний план в середине первого тысячелетия выступили новые общественные силы в лице различных представителей «ши», которые вытесняли родовую аристократию с ее господствующих позиций. Это время интенсивного установления частной собственности и разрушения устоев родового рабовладельческого строя и его главного звена – древнекитайской общины с ее общинными (колодезно-квадратными) полями. Все это приводило к усилению народного брожения, к массовым восстаниям, к формированию новой системы атеистических взглядов на общество и природу, которые явились сильным индуктирующим импульсом для возникновения и процветания древнекитайской философской мысли. В величавом памятнике древнекитайской художественной мысли «Ши цзин» имеется много стихов, которые отражают состояние духов в ту эпоху. Вот один из них в свободном переводе:

È õîòü è íå æàëåÿ ñèë,

Ñêàçàòü íå ñìåé, ÷òî òû ñëàá òû, èçíóðåí.

Õîòÿ íåòó íè ïðîñòóïêà, íè âèíû,

Íî çëûå ðòû øèïÿò ñî âñåõ ñòîðîí.

Íåò! Ðàçâå íåáî íàêàçàíüÿ øëåò

Òåáå, íàðîä, â ñòðàäàíèÿõ è áåäå? –

Оно – вдали, а злоба – за спиной –

Çàâèñÿò ðàñïðè òîëüêî îò ëþäåé!²²

Так, закономерным в развитии древнекитайской государственности как важный, ведущий элемент древних цивилизаций, является то, что конец одного этапа подготавливает начало другого. Энергичное вымещение родовой аристократии в окрепших джоуских государствах в середине I тысячелетия до н. э. следует считать началом нового третьего этапа в процессе генезиса китайской государственности. Это был очень важный переломный момент, завершившийся установлением централизованной бюрократической империи Цинь-Хан, заложившей основы того китайского государства, которое после того без ощутимых функциональных и структурных перемен просуществовало более чем две тысячи лет²³.

Что же было характерно для этого нового периода, пришедшего на смену этапам Чуньцю и Чжаньго по сравнению с предшествующим периодом джоуского государства и ознаменовавшего утверждение новой бюрократической государственности империи Цинь-Хан?

На первое место можно поставить более полное разрушение родовых общинных отношений: формирование новых общественных сил из среды разорившихся или напротив обогатившихся общинников; утверждение товарно-денежных отношений на основе официально устанавливающейся частной собственности; возникновение сильного сословия торговцев; возникновение металлических денег.

Рынок вместе с налогами и арендой становится главным регулятором взаимоотношений между общественными классами. Появляется ростовщичество. Город со своими отделившимися от земледелия ремеслами и торговлей становится главным центром древнекитайской цивилизации. Утверждающийся, хотя и в специфических формах, классовый рабовладельческий строй, подобный таковому в античной Греции и Риме, дает нам основание говорить об окончательной кристаллизации древнекитайской цивилизации как классовой цивилизации. С обособлением философии от религии и мифологии на базе приобретенного практического опыта и естественно-научного материала древняя цивилизация Китая достигла своего рационального самопознания. При этом мы можем отметить, что в своей обособленности и ощущении себя центральным государством на Земле, цивилизация Древнего Китая создает философию во многих отношениях направленную именно «внутрь», на поиск оснований для своего самопреобразования на основе интуитивно уловленного представления о гармонии в мире.

Для получения наиболее полного представления о характере общественно-политического строя и социально-классовой структуры древнекитайской цивилизации в эпохи Чжоу, Цинь и Хан необходимо хотя бы коротко остановиться на трех специфично проявляющихся в этой стране явлениях – чиновники «Ши», китайская община с ее так называемыми квадратными (колодезными) полями и рабами – «Чен».

Бесспорно, как в Индии, так и в Древнем Китае одним из основных звеньев в социальной структуре общества, своеобразной основой всей специфической иерархической лестницы должностей и титулов в государственной пирамиде является древнекитайская община. Именно форма организации древних общин в Китае показательна для форм собственности на землю и степени зрелости социально-классовой структуры общества.

При анализе данного вопроса наиболее выкристаллизованными и просторными являются обобщения и выводы Ян Хиншуна и Го Мо-жо. Поэтому далее будем следовать их изложению. Итак, древнекитайские общины существовали в патронимии Дзун или Дзун Дзу, которая объединяла от нескольких сотен до тысячи больших семейств, принадлежащих одной родственной группе. Все эти семейства жили компактно, иногда занимая и несколько поселений – ли (общин). Члены патронимии делились на две возрастные группы: Фу-сюн (отцы и старшие братья) и Дзы-ди (сыновья и младшие братья). Представителями первой группы, как правило, были большие семейства, а ко второй группе относилось все молодое население патронимии. Глава большого семейства, являясь единоличным собственником всего семейного имущества, пользовался неограниченными правами и авторитетом среди своих многочисленных потомков. Все представители второй группы были просто обязаны почитать «отцов и старших братьев» из своей патронимии. «Сыновья и младшие братья» в первое время после создания своих небольших семейств, оставались жить в больших семьях, а после отделялись, образовывая дополнительные линии (ответвления) патронимии, так называемые «сяо цзуны» (маленькие роды)²⁴.

В духе вышесказанного о государственном устройстве в эпоху Чжоу, и позднее в эпохи Цинь и Хан, следует отметить, что между различными «цзуни» или патронимиями в отдельных царствах империи существовали социально-правовые различия. Те «цзуни», которые отделились от патронимии главного рода вана, считались аристократическими. Этот факт определенно ставил их в особенное положение по отношению к остальным. В качестве наследственных аристократов они занимали и высокие административные посты, и могли становиться «чжухоу» или «дафу» в системе государственного аппарата.

И в древнекитайской общине, как и в других древних патриархальных общинах, господствовало право первородного сына первой или старшей жены. В силу данного права именно он наследовал ранг и должность отца, в то время как его младшие братья от той же матери занимали более низкие ранги и должности. В свою очередь, сыновья от других жен, образовывавшие так называемые дополнительные линии, часто лишались каких бы то ни было прав и попадали в положение обыкновенных людей. Сразу производит впечатление тот факт, что следование данному родовому закону отражалось на социальном статусе наследников данного представителя имущественных аристократических родов. Так без расширения их рядов увеличивалась масса лишенных прав людей. Именно они позднее в период междоусобных войн становились главной движущей силой в борьбе против родовой аристократии за преобразование социальных институтов и на месте неписанных родовых законов утверждались новые принципы государственного управления. Более того, многие из тех обедневших слоев далекого аристократичного происхождения, как отмечает Ян Хиншун, превращались в бедных приживалов (шике) при богатеях новой имущественной аристократии. Вместе с тем они помогали последним в борьбе за признание экономического могущества новой аристократии, помогали в завоевании политической власти.

Древнекитайская община эпох Инь (Шан) и Чжоу не была бы понята, невозможно было бы также дать ответ о социально-политическом строе древнекитайского общества, если бы мы не остановились на рассмотрении вопроса о так называемых квадратных (колодезных) полях (тянь). Вокруг этого вопроса в синологической литературе годами ведется ожесточенная дискуссия. Один из тех, кто вначале отрицал, а затем утверждал существование квадратных полей, был Го Мо-жо. «Бесспорно, – пишет он в своих десяти статьях о древних философах, – что китайская система квадратных полей существовала – доказательств этому можно перечислить, сколько угодно». «Начнем с того, что сам иероглиф «тянь» (поле), представленный в виде квадрата, разделенного на четыре маленьких равных квадратика, уже является неопровержимым доказательством. Этот иероглиф как изобразительная категория равен хорошей карте: безусловно, такой ровный, квадратный, ясно разделенный на части рисунок поля мог появиться только благодаря тому, что в древности поля действительно были разделены на квадраты. Этот иероглиф не изменился в течение нескольких тысячелетий, начиная со времени надписей на панцирях черепах²⁵. Известно много подобных надписей. Так, например, на сосуде, известном как «Юйгуй» со времени И-вана, записано: «Юй успешно отразил нападение племен хуай-и и ван подарил ему раковины – пятьдесят связок, землю в Шу – пятьдесят полей, в Дзю – пятьдесят полей»²⁶. Само по себе такое перечисление и исчисление полей без упоминания о каких бы то ни было других их измерениях говорит о том, что каждое поле было постоянной единицей. В ту еще примитивную эпоху эти квадратные поля «дзин тянь» с одинаковыми постоянными размерами были удобны как хозяевам, так и общинам, а также и рабам. В первом случае для «чжухоу», «дафу» и т. д. каждое поле представляло определенную единицу для оплаты осуществленного труда. Со стороны работающих квадратное поле было мерой измерения их усердия, их труда. Таково мнение Го Мо-жо. Совершенно очевидно, что такая система была введена по двум причинам: первое, она давала возможность, образно говоря, выжимать все соки из рабов; второе, она представляла определенную единицу измерения для вознаграждения надзирателей. В древности не было установлено точное время для работы и не был определен критерий для учета количества работы, поэтому и разделили землю на равные участки, чтобы можно было легче определить как работает раб: усердно или лениво²⁷. Необходимо признать, что это была гениально продуманная система управления земледельческим производством, которое являлось основой древних цивилизаций, чего Европа и остальной мир вообще не знали до эпохи капитализма и введения определенного рабочего дня и определенной нормы для исполнения.

Если подчеркнуть, что во время горячего сезона сбора урожая на поле работали от 2000 до 20 000 человек, то становится ясно, как много различных надзирателей было необходимо иметь при положении, что большинство работающих были не свободными общинниками, а рабами. Возможно, также в качестве аргумента использования множества рабов в сельском хозяйстве в условиях примитивного земледелия служит и факт наличия множества различных чиновников, которые, по существу, являлись надзирателями для работающих в полях. Но все-таки, как бы много надзирателей не было, их число не могло превышать количество рабов, работающих на полях, и поэтому была необходима система, посредством которой их работа могла быть зримо контролирована. Таковой системой и была система квадратных полей.

«С появлением рабов, занятых в производстве, – отмечает Го Мо-жо, – потребовались и люди, наблюдающие за их работой. В то время, когда рабов было немного, сам рабовладелец мог ими управлять, но при увеличении числа рабов с расширением производства появилась необходимость в помощниках, способных и верных надзирателях, которые могли бы заменить хозяина (собственника). Тогда и появились чиновники. Это был процесс укрепления классового господства. А когда еще больше выросло количество рабов, еще больше расширились масштабы производства, появилось и больше людей, наблюдающих за их работой. Кроме того, появилась необходимость и в большом количестве людей, управляющих надзирателями. И тогда постепенно появились различные прослойки аристократии, именуемые гуны, цини, дафу, ши или десять следующих друг за другом рангов: ван, гун, дафу, ши, дзао, юй, ли, ляо, пу, тай»²⁸.

Вначале в эпохи Инь и Чжоу в качестве вознаграждения всей массе чиновников давалась земля, а позднее в эпохи Цинь и Хан им выдавалось определенное количество зерна. Многие авторы считают, что два или даже шесть более высоких рангов чиновников относились к самим рабам, о чем говорят и их названия чен и цзай, так в первоначальную эпоху называли преступников и рабов.

Из множества исследований исторических памятников той эпохи ясно, что кроме так называемых государственных земель, предоставленных отдельным высшим чиновникам в качестве зарплаты, то есть самих этих «дзин тянь» (квадратных полей), существовали и постепенно увеличивались и собственные, частные земли. Первый вид полей, земли была основой государственной собственности, второй – основой частной собственности. «Разделенная на квадраты земля продавалась из казны (т. е. государством. – П. Г.) «чен гунам» (государственным чиновникам), одновременно с чем им предоставлялось определенное число «говорящих орудий» (т. е. рабов, по выражению Аристотеля. – П. Г.), которые могли для них обрабатывать землю. Чен гуны, имея такие благоприятные условия, прилагали все усилия, чтобы выжать из рабов добавочный труд и использовать его для обработки существующих кроме квадратных полей целин. Чжухоу, находящиеся вне границ непосредственных владений вана, пользовались в этом отношении самой большой степенью свободы. Все квадратные поля, переданные казной, были общественными, государственными, в то время как целина, распаханная около квадратных полей, представляла так называемые частные поля. Общественные поля («гун тянь») имели определенную форму и размеры. Частные поля могли быть самой различной формы, какой только позволяла местность. В то время как гун-тянь не могли продаваться и покупаться, частные поля были действительно в частной собственности»²⁹. В первый период возникновения частных полей, а следовательно, и частной собственности, с них не взимали налоги, а с государственных полей гун-тянь взимались определенные налоги. Это обстоятельство не только не помешало, а фактически содействовало расширению частных полей, разрастанию частной собственности, которая постепенно подрывала устои государственной собственности.

Данному процессу содействовали и обычаи, господствующие в патронимиях. Принимая во внимание, что наследственное право отца было действительным не только для рода вана, но и для каждого рода, можно сделать вывод, что постепенно оно содействовало расслоению самой общины между отдельными ее представителями. Хотя и не был производительным труд, он все равно создавал условия для накопления, которым пользовались старейшины общин. Постепенно, накапливая имущество по принципу дистрибуции, эти люди расширяли свою частную земельную собственность вне земель общины или так называемых государственных земель.

Таким образом, если на первом этапе древнекитайская цивилизация была раннерабовладельческой, патриархально рабовладельческой, то к концу эпохи Чжоу, в период Чжаньго (борющихся царств) и, особенно в эпоху Цинь и Хан, это уже была полностью оформленная классово-рабовладельческая цивилизация. «Общей чертой мероприятий, проведенных в VI–IV вв. до н. э. во многих китайских государствах было то, что единица земельной площади начала облагаться налогом, а до тех пор налог взимался с коллективного собственника – общины. Смысл нововведений был понятен: по степени разложения древней общины богатые семейства начали создавать собственные хозяйства на целинах или на распаханных землях, неподконтрольных общине, и поэтому было необходимо включить их в общую систему налогообложения. Введение поземельного налога, по существу, означало признание государством существующей вне общин фактической собственности богатых семейств, признание и закрепление достигнутой в то время степени разложения общины. Реформы, узаконивающие частную собственность, содействовали ее дальнейшему разложению»³⁰.

Каким бы, видимо, постепенным ни был этот процесс, он имел свою внутреннюю динамику и драматизм. Периодические войны в период Чуньцю и особенно Чжаньго привели к быстрому ограничению гун-тянь (поземельных владений), которых из нескольких сотен к началу VIII в. до н. э. осталось всего несколько десятков, в V и IV вв. до н. э. – всего 13³¹.

Процесс распадения общин после катастрофического уменьшения числа квадратных полей и установления частной собственности был особенно заметным в эпоху Хана. Наряду с рабами появилось и множество разорившихся бывших общинников. Их социальное положение было близко к положению рабов. Рабство не только не замирало, но и стремительно расширялось.

Каковы основания говорить о рабах в эту эпоху? Уже сразу после образования иньского (шанского) государства рабство возникает как составной, существенный элемент родовой рабовладельческой цивилизации. Вот свидетельства различных царских дарственных надписей: «Дарю тебе колесницы, коней, военное оружие и рабов в количестве 150 семей», «Дарю тебе рабов в количестве 200 семей»³², из которых видно, что еще древнейшая китайская держава опиралась на труд рабов и свободных общинников. Рабы доставались также посредством постоянных войн от соседних номадских, «варварских» народов, именуемых китайцами «ху-ну». Эта эпоха нашла отражение даже в лирических песнях «Ши-цзин»:

Î, âåñü íàø íàðîä! Áåç âèíû

Он будет обращен в рабство!

Рабами торговали, меняли их на коней и шелк. Рабов дарили. Они работали в полях, в шахтах. Даже иногда, как становится ясно при последнем иньском (шанском) императоре (сыне) Чжоу, рабов заставляли служить в армии³³.

О тяжелом положении рабов в иньской, чжоуской и ханской державах свидетельствуют многочисленные восстания. Хотя некоторые из них были успешными, победившие рабы и крестьяне не устанавливали новый справедливый общественный строй, а сами становились хозяевами, рабовладельцами, в позднейшие эпохи – феодалами. Такое успешное восстание во главе с Лю Баном (206 г. до н. э.) положило конец династии Цинь и утвердило начало династии Хан, просуществовавшей до 220 г. н.э.

По мнению Го Мо-жо, главная причина споров вокруг наличия большого количества рабов или их отсутствия в государствах Древнего Китая Инь, Чжоу, Цинь, а даже и Хан заключается в неверном переводе и интерпретации ряда иероглифов той эпохи. «Это заблуждение происходит из факта, – пишет Го Мо-жо, – что они (противники существования рабства в Китае. – П. Г.) недостаточно ясно понимают первоначальный смысл иероглифа “мин” (народ), который этот иероглиф имел в древности. В эпоху Инь и Чжоу земледельцев называли “мин”, “чжун” или “шужен”. По своему положению они стояли еще ниже, чем домашние рабы “чен”, “пу”, “гун”, “це”»³⁴.

Эти заблуждения, кроме знаковых причин, имеют и свои объективные основания. На первое место следует поставить то, что положение различных категорий рабов было различным. Бесспорно, что самым тяжелым положение рабов было в рудниках – медных, железных и серебряных шахтах. По характеру своей деятельности и ограниченности личной свободы непосредственно за ними следовали рабы в системе ремесел – в различных царских и рабовладельческих мастерских. Достаточно легким было положение домашних рабов, которые были прислугой у своих хозяев. Что касается рабов в сельском хозяйстве, то их положение немногим отличалось от положения крепостных крестьян. Рабов в сельском хозяйстве ограничивали объектом их труда – землей, не предъявляя им официально множество ограничений. Но такие рабы были не только в Индии и тут, в Китае. Как хорошо известно из истории, такие рабы были и в Древней Греции – илоты в Спарте. Обратимся к интересным соображениям Го Мо-жо. После приведения сведений о первоначальном избиении пленных со стороны иньцев, Го Мо-жо отмечает, что осознавшие пользу от их труда иньцы «сначала отбирали среди пленников самых сообразительных и покорных для мелких услуг. Это были «чен» и «це», так называемые «домашние рабы». Впоследствии начали заставлять заниматься производительным трудом и непослушных, и упрямых. Таким образом, появлялись рабы «чжун» и «мин». Крайне любопытно, что иероглифы «мин» и «чен» представляют собой пиктограммы, изображающие глаза, иероглиф «чен» изображение глаза, расположенного вертикально, и иероглиф «мин» – изображение глаза, расположенного вертикально с прутиком (шипом) в нем. Древние считали глаз самой важной частью тела человека и потому изображение глаз представляло изображение тела человека, а иногда даже и всего человека. Изображение глаза, расположенного вертикально, означало, что человек, опустив голову, слушает приказ. Как только человек опустит глаза вниз и посмотрит, глаза занимают вертикальное положение. Изображение глаза, расположенного горизонтально, означало человека, который смотрит прямо в глаза, не соглашаясь с приказом, поэтому в древности не случайно говорили «мин» – с горизонтально расположенными глазами.

Изображение глаза, расположенного горизонтально с прутиком в глазу, означало, что один глаз выколот в знак превращения человека в раба. В древности поучали: «Раб должен быть слепым»³⁵.

Другая специфическая категория населения, которая зародилась еще в условиях рабовладельческих цивилизаций Инь и Чжоу, но особенно расцвела в последующие эпохи Цинь и Хан, чтобы стать управляющим привилегированным сословием в VII–X вв. н. э.³⁶, было чиновничье-бюрократическое сословие «ши» или «шенши». Наиболее целостно и обосновано об этом сословии пишет Л. С. Васильев.

Еще со времен эпохи Инь, а затем и Чжоу, и особенно в последующие эпохи так называемого конфуцианского Китая сложная иерархическая бюрократическая пирамида государственной власти выстраивалась из нарастающего по численности и влиянию чиновнического сословия «ши» или «шенши».

Так как чиновники «шенши» находились на государственной службе, они не могли иметь в частной собственности землю или другие средства производства, а только располагали ею как предоставленной им верховным управителем – ваном или следующим в иерархии «гуном» и «дафу». Кроме того, в силу традиции данный чиновник «шенши», занимающий определенную должность, должен был иметь несколько жен или наложниц, но его наследники ввиду строго определенной зарплаты своего отца не могли надеяться ни на что иное, кроме как на самих себя в борьбе за должность. От должности и в должности государственный чиновник получал все – и доходы, и почести, и положение в обществе. Вне должности он не имел ничего. И поэтому в продолжение десятков веков в древнем и средневековом Китае, да и вплоть до наших дней в массах формировался своеобразный культ должности. В периоды, когда конфуцианство было господствующей идеологией и религией, государственный бюрократический аппарат, создаваемый теми же самыми шенши, делал все для возвеличения должности, чтобы поднять ее на пьедестал, делая ее привлекательной как мечту в жизни каждого китайца.

Однако необходимо заметить, что культ должности не был особенно исключительным. В условиях древнекитайского общества во многих отношениях, подобного древнеиндийскому, где господствовали традиции уважения к предкам, уважения к знанию и мудрецам, где официально проповедовалась высокая мораль и чувство долга по отношению к группе, роду, общине, патронимии, культ должности вписывался естественно, был необходимым звеном в цепи ценностей древнего китайца. В должности знание и мораль, престиж и чувство долга к родителям находили социальную форму для самоизъявления, демонстрации. Это положение приобретает значимость и содержание, если учесть, что для того чтобы получить данную должность и почетное звание «шенши» кандидат должен был сдать тройной цикл серьезных экзаменов. Это было отнюдь не легкой задачей, если иметь в виду, что китайская иероглифическая письменность с ее сотнями тысяч знаков, сохранившись до наших дней, хотя и в усовершенствованном виде, является одной из самых трудных письменностей на земле, и действительно, естественным было то, что тот, кто ею овладевал, считался чуть ли не героем.

Разумеется, сословие «шенши» было многочисленным и представляло опору государственной власти во все эпохи предшествующего развития Китая. Эта опора крепилась не только занимающими единственные должности в областях, но и целой массой тех, кто стоял на самой нижней ступеньке иерархической лестницы чиновников, сдавших один или два цикла экзаменов.

Хотя некоторые из «шенши» были земледельцами, собирали налоги и ренту с крестьян, они не были собственниками в прямом смысле этого слова, а были поставлены верховным управителем или его заместителями. Основной состав «шенши» набирался только непосредственно из их среды, то есть воспроизводился из поколения в поколение. Но не были редки случаи, когда бедняки из среды общинных крестьян или даже рабов в рабовладельческую эпоху поднимались, пробивая себе путь наверх умом и волей. И, несомненно, такие люди были любимыми героями в литературных описаниях древнекитайского общества.

Воспроизводство «шенши» в более широких масштабах соответственно степени усложнения производственных и в целом общественных отношений делало их абсолютно необходимым фактором в этом обществе. Благодаря знаниям, умениям, воле пробить себе путь наверх без чьей бы то ни было поддержки, кроме моральной поддержки семейства, клана, «шенши» хорошо знали изнутри государственное устройство, и какие бы верховные управители не приходили, они были вынуждены опираться на них. С тех пор и пошла поговорка, говорящая об основательном самочувствии «шенши»: «Сидя на коне, можешь завоевать империю, но не можешь ею управлять».

Строгое соблюдение «шенши» правил, сложившихся еще в древности, относительно норм и принципов морали, утвержденных конфуцианством, святое почитание традиций, культ предков и героев приводили к тому, что «шенши» в продолжение тысячелетия воспроизводили с небольшими изменениями структуру государственно-бюрократического аппарата, и, таким образом, вместе с неразвитыми производительными силами и производственными отношениями, были одним из важнейших факторов консервативного воспроизводства древнекитайского общества в веках³⁷.